Человек есть образ и подобие Троичного Бога. Это подтверждается наличием семьи – древнейшего социального института, установленного Господом еще в раю во времена Адама и Евы: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт.1:27).
В Новом Завете Иисус Христос несколько изменил статус брака, освятив его и добавив в него святости, что подтверждается не только чудесным претворением воды в вино в Кане Галилейской, но и воцерковлением ребенка, которого есть Царство Небесное (Мф.18:3). Отсюда особая ответственность возлагается на родителей, которые, по словам апостола Павла, обязаны воспитывать детей в учении и наставлении Господнем (Еф.6:4).
Однако развитие истории человечества наложило существенный отпечаток на людские взаимоотношения: воины, катаклизмы и буржуазные революции не могли не затронуть социальные институты, среди которых семья занимает далеко не последнее место. Научно-техническая революция, диктатура капитала и всеобщая коммерциализация, обусловленная жаждой наживы, в свою очередь приводят к нравственному упадку и кризису семейных ценностей – супружества, материнства, отцовства. Распад института семьи заставляет многих как русских (Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев и другие), так и зарубежных (Ч. Диккенс, У. Теккерей, О. де Бальзак, Г. Флобер) художников слова обратиться к данной теме, чтобы показать разрушение человеческого сознания под воздействием семьи и окружающей среды. Один из писателей, который также не остался равнодушным к проблеме семейных взаимоотношений, был Ф.М. Достоевский.
Центральная мысль поздних произведений Достоевского (публикации журнала «Дневник писателя» за 1876 год и 1877 годы, романы «Униженные и оскорбленные», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы») заключается в том, что ребенок с «самого первого детства» обречен на страдание, прежде всего, по причине ленивой беспечности и безответственности родителей. В своем творчестве писатель вводит так называемое понятие «случайного семейства», имея в виду отношения, которые построены на страстях, пороках, случайных связях. Больше всего, по словам писателя, от этого страдает детская целомудренная душа, как губка впитывающая сложившуюся в такой семье обстановку ненависти и разврата. Впоследствии дети, согласно Достоевскому, в лучшем случае «вспоминают до глубокой старости малодушие отцов, ссоры в семействах, споры, обвинения, горькие попреки и даже проклятия на них, на лишние рты, и, что хуже всего, вспоминают иногда подлость отцов, низкие поступки из-за достижения мест, денег, гадкие интриги и гнусное раболепство», в худшем случае они набивают этой грязью полные карманы, «чтоб употребить ее потом в дело и уже не с скрежетом страдания, как его родители, а с легким сердцем» [1, Т. 25, с. 180].
Отец, семейное главенство которого установлено самим Богом, несет особую ответственность за «случайную семью». В случае возникновения «случайной семьи» отец не занимается воспитанием сына, тогда ребенок, которому не привито чувство долга, ответственности и целомудрия, может вырасти ленивым эгоистом, озлобленным на окружающий мир, откровенным злодеем и даже революционером, как Петр Верховенский (роман «Бесы»). При этом и сам отец обречен на страдание, а голос совести может «сжечь» его душу, его личность, как этой произошло в романе «Подросток», где Андрей Петрович Версилов, отец Аркадия Долгорукого, не смог справиться с голосом совести (подтверждением этого служит расколотый об печку им образ иконы). Впав в страшное уныние, Версилов чуть не дошел до самоубийства. Но если в «Подростке» Аркадий Долгорукий, несмотря на духовное падение своего отца, примирился с ним, то Нелли в романе «Униженные и оскорбленные» умерла, так и не простив князя Волковского, который рассматривал жизнь только в качестве коммерческой сделки, где человек живет только для себя, удовлетворяя свои естественные потребности. Князь Волковский ни капельки усилий не вложил в свою дочь. При этом сама Нелли если бы посмотрела на себя со стороны, пытаясь найти общий язык со своим отцом, то смогла бы простить его. В любом конфликте виновны две стороны, просто чьей-то вины больше.
Апогеем кризиса отцовства в творчестве Достоевского стало убийство Федора Павловича Карамазова, отца братьев Карамазовых в последнем романе писателя. Сторонники теории З.Фрейда считают, что смерть Федора Павловича Карамазова явилась своего рода местью самого Достоевского собственному отцу за его скверный характер и применение насилия в семье. Однако по свидетельству письма одного из братьев писателя, Андрея Михайловича, Достоевский был воспитан в благочестивых традициях православия, где не было места насилию и деспотизму, несмотря на сложность отношений с отцом. Значит Достоевскому все же удалось получить от отца то воспитание, которое требовалось мальчику в те годы (недаром будущий писатель пошел учиться в Инженерное училище, хоть и разочаровался, осознав, что выбрал не ту тропу).
Вот и причину кризиса отцовства Достоевский видит, прежде всего, «в утрате идеи современными отцами всякой общей идеи, в отношении к своим семействам». Эталоном этой идеи является Иисус Христос, который Достоевский ставит даже выше Истины — «если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» [1, Т. 28, ч. 1, с. 176]. Всю вину человека писатель видит именно в гордыне и тщеславии, мешающие принятию жизни такой, как она есть в действительности и понести ответственность за себя и за других. Кто знает, если бы не либеральное попустительство Пульхерии Александровны, матери Раскольникова в «Преступлении и наказании», убийства старухи-процентщицы вероятно можно было бы избежать и и в тоже самое время забота Федора Павловича Карамазова о сыновьях не допустила бы бунтарства Ивана Карамазова в романе «Братья Карамазовы». Нежелание принимать такой «высшей гражданской обязанности, как воспитание собственных детей, действительно могут породить даже нелюбовь к ним, почти ненависть, почти чувство личной какой-то мести» [1, Т. 25, с. 188-189] не только к собственным детям, но и ко всему окружающему миру. Отсюда понятен призыв Достоевского из знаменитой речи, произнесенной на открытии памятника Пушкину в 1880 г.: «Смирись, гордый человек».
Какой же выход видится писателем из кризиса отцовства?
Александр Бабук: как книжное слово перестало быть разумным, добрым и вечным
Наряду с публикациями, посвященными проблеме «случайного семейства» в журнале «Дневник писателя» за 1876 год Достоевский говорит о необходимости восстановления утраченной веры в Бога, которая в конечном итоге поможет восстановить контакт с народом. Это означает, что отцы, которые потеряли своих детей в «случайном семействе», должны снизойти к ним и восстановить общение, как это делали русские святые, к которым отовсюду съезжался народ. Не зря Достоевский говорит о единении с народом, вспоминая Сергия Радонежского, Феодосия Печерского и своего любимого Тихона Задонского. Именно в святых Достоевский видел путь единения простого народа с теми, кто наделен властью над ним. Ведь писатель и сам в трудную минуту своей жизни обратился за советом к старцу Амвросию Оптинскому, ставшему прототипом знаменитого праведника старца Зосимы в «Братьях Карамазовых».
Таким образом, Достоевский в своем творчестве проводит четкую линию кризиса отцовства, показывая к каким последствиям может привести как гиперопека, так и авторитарный стиль управления в семье, гордыня и праздность отцов не дают полноценно заниматься семьей и воспитывать детей. Мысли Достоевского актуальны и по сей день. Современный человек, погруженный в виртуальную реальность и технократию капитала, живет в эпоху глубокого антропологического кризиса, который оказывает влияние, прежде всего, на традиционный семейный уклад. Ребенок, родители которого не могут или чаще всего не желают принимать участие в воспитании, остается на попечении средств массовой информации, которые пропагандируют разврат и насилие. Достоевский призывает человека со смирением нести семейный крест, иначе дети вырастут такими бунтарями и провокаторами как Старовгин, Петр Верховенский или Иван Карамазов и тогда очередной революции не избежать.
Статья опубликована в журнале «Поколение»
