Алексей Кочетков: «Россия и Запад: что позади и что впереди?»

В гостях у Mediametrics Алексей Кочетков, президент Фонда развития институтов гражданского общества «Народная дипломатия». В 1993 году участвовал в конституционном кризисе на стороне Белого Дома. Автор и разработчик ряда методик мониторинга электоральных процессов и избирательных кампаний. В качестве главы миссии международных наблюдателей CIS-EMO участвовал в многочисленных парламентских и президентских выборах.

На программе “Перекресток времен” дал интервью Евгению Беню, в рамках выбранной темы: “Россия и Запад. Что позади, а что впереди”.

Вед.: Чем ближе мы старались быть к Западу, с конца 80x годов и до начала 2010х, тем, как выяснилось, мы от него отдалялись. Как вы себе представляете сегодняшние отношения России и Запада?

— В этом, безусловно, есть доля истины. Ведь у нас очень давние непростые отношения с Западом. Если смотреть на отношения русского, советского человека с Западом, это такой своеобразный “роман по переписке”. То есть мы любили и восхищались таким идеалом, о котором на самом деле имели смутное представление. Такие романтические представления о Западе у наших соотечественников, к 90м годам стали резко меняться. У нас появилась возможность познакомиться с этим обществом непосредственно и даже войти в это общество. И теперь, посмотрев на все это изнутри, мы лишились многих иллюзий. Поняв, что очевидно роман не сложится, потому что мы слишком разные. Внутренне разные. Я бы даже сказал, что у нас разный цивилизационный фундамент.

Вед.: В советское время было по-разному, но, как говорится, запретный плод был сладок. А Запад был этим самым запретным плодом. У интеллигенции и тех же номенклатурных работников был большой интерес к Западу, у их детей, я этот период помню в 70х, было даже своеобразное поклонение Западу.

Ведь невозможно отрицать, что Пушкин, Достоевский, Шекспир и Данте – это все-таки явления очень родственных культур, если не единого пространства культур. И хоть Россия уникальная и специфическая, со своим путем и историей, но она все-таки часть Европы, по крайней ее европейская часть России географически входит в этот континент.

Ну и плюс, единое религиозное пространство, хотя на этот счет есть разные точки зрения, это христианский все-таки мир. Как вы считаете, когда возникло это расхождение, нестроение России и Запада? Когда и как?

— Безусловно, Россия – это часть европейской цивилизации, или отдельная ветвь европейской цивилизации. Как справедливо заметил когда-то Шарль до Голь, Европа простирается от Лиссабона и до Владивостока. Все заигрывания с тот идеей, что в нас кусок Азии какой-то присутствует, это конечно от лукавого. Я, по крайней мере, с этим абсолютно согласен. Мы европейская цивилизация, но восточно-европейская цивилизация. Вот как после раскола появилась западная и восточная церковь — мы как раз ветвь того восточного направления европейского, заложенного греками, пришедшего к России, как преемнице погибшей Византийской цивилизации. После Византии не осталось ни одного православного государства, кроме Московского княжества. И не являемся продолжением, но мы наследники Византийской цивилизации. Отсюда и расхождения.

Между западно-европейской цивилизацией, наследниками Западной Римской Империи и Восточной существовали серьезные противоречия еще полторы тысячи лет назад. Собственно эти противоречия только углублялись, и все это закончилось для Византии достаточно плачевно. Мы знаем, что в гибели Византии Западная Европа и Рим сыграли ключевую роль. А захват Византии Османской Империей – это уже следствие той борьбы, которая шла между западом и востоком. Собственно, оттуда и начались все расхождения, а Россия просто продолжательница своих собственных традиций и эти традиции и повлекли ту конфронтацию с Западом, которая длится по сегодняшний день.

Вед.: Может быть, вы как то сможете сформулировать характеристики этого раздела, все таки в чем все-таки основная разница, между этими двумя цивилизационными пространствами?

— Это знаете, как стремление к ничем не ограниченному индивидуализму, со стороны Запада, перерастающему в эгоизм и стремление к высшей справедливости, как одно из этих условий, это некая помощь, коллективизм. Я вот считаю, что это отсюда и все эти трагедии и коллизии 20го столетия. Русский народ достаточно легко воспринял идеи социализма, хотя эти идеи родились не здесь, но они вошли в резонанс с теми внутренними чаяниями, которые воспитывала в нас здесь православная цивилизация. Понятно, что народ обманули. Понятно, что построили не то, чего народ хотел, и он больше всего от этого пострадал. Но, тем не менее, изначально он услышал в лозунгах социалистов и большевиков то, что он хотел услышать.

Я думаю, что эгоизм и справедливость – это те два ключевых понятия, из-за которых мы не можем никак с Западом договориться. Личный интерес и интерес общественный. Интерес общественный в высшем понимании, интерес коллектива людей, что нельзя жить только для себя, но жить еще и для высшей справедливости, осознанной справедливости.

Вед.: Еще, наверное, можно полагать, что источником этих дефиниций, Российской соборности, вот то, что вы назвали коллективизмом и Западным эго, являются особенности православия и католицизма. У католицизма, все-таки существенна воля. Воля к исполнению заветов и жесткое следование догматам, отсюда и иерархичность. А в православной церкви, об этом еще говорил Достоевский, а вслед за ним Бердяев, все-таки радость на первом месте и в отличие от католического, некий культ внутренней красоты.

И еще, конечно, такой существеннейший восточный момент, то, что католикам совершенно невозможно понять, это почтение к юродству, культ юродства, то есть некая иррациональность сознания. А отсюда уже там воля, а воля – это всегда эго, а здесь радость и теплота взаимопонимания. Здесь больше как-то радости и любви, а там больше воли и внутренней самоорганизации. Вот, наверное, отсюда эго и соборность.

Но, согласитесь ли вы со мной, мне кажется, как это ни парадоксально, Запад и Россия, так трудно-трудно, но все время каким-то образом взаимодействовали. До 1917 года взаимодействовали, каким образом? Запад всегда опасался Россию, для него это была некая загадка, а когда с чем-то неизведанным соприкасаешься – не знаешь, чего можно от него ожидать. Но дело в том, что после 1917 года, произошло так, что это опасение переросло на Западе в страх. Страх перед мировой революцией. “Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови, Господи, благослови”. Как вы оцениваете мнение, что советский период привел к тому, что качество взаимопонимания между Россией и Западом существенно выросло?

-Безусловно, если посмотреть на историю взаимоотношений предыдущих двух столетий, мы все-таки были в учениках и подмастерьях, и полностью копировали западные шаблоны и пытались их перенести на свою почву. Это приводило к непримиримым противоречиям внутри самого общества. Непримиримым противоречиям между властью и интеллигенцией, между развивающимся буржуазным обществом и купеческим сословием, который, как теперь выясняется, очень даже активно финансировал революционное движение, о чем при советской власти не принято было говорить. Они все равно были плохими, эксплуататорами и спекулянтами. А, оказывается, они денег давали не многим меньше, чем западные спецслужбы, на развитие революционного движения.

Конечно, из-за того, что мы сами выбрали для себя второстепенную роль, стало возможным высказывание одного из известных немецких политических деятелей, что славяне, подразумевая русских, занимают территорию гораздо большую, чем играют роль в мировой истории. В 20 веке все изменилось кардинальным образом. Во-первых, не смотря на то, что революция вылилась для нас в череду страшных трагедий, но это все-таки дало огромный скачок для развития нашего общества, как самостоятельного. Мы ушли из подчиненности. Пользовались доктринами, которые пришли к нам с запада, но мы их перерабатывали.

Мы стали самостоятельными и уже перестали смотреть на Запад, как на старшего учителя или старшего партнера. Более того, именно те преобразования, которые пытались проводить здесь, дали толчок развитию социальных институтов на Западе. Если бы не этот страх, то 80% населения Европы сейчас не пользовались бы теми благами, которыми они пользуются. Капиталисты были вынуждены идти на страшные уступки…

Вед.: Я с вами абсолютно согласен, что большевистская революция привела к столь бурному развитию технологий на Западе…

— Социальные гарантии, бесплатное образование, как есть сейчас во Франции – доступное образование. Все, что мы сейчас видим хорошего – это результат того страха, который испытывал Запад перед Советским Союзом. В том числе и после войны, когда революционное движение, народно-демократический фронт в Италии, во Франции, стали набирать такую силу, что против них стали применять просто запрещенные приемы. Как пример, та же американская программа “Кинжал”, когда они занимались подкупом, террором, фальсификацией выборов, диверсиями в той же самой Италии и Франции, потому что не знали, как с этим бороться.  Советская сторона, СССР победил фашизм, и европейцы прекрасно понимали, что такое фашизм, и кто его победил на самом деле. И европейцев надо было срочно покупать, а времени на это не было, и тогда совмещали кнут и пряник: авангард народного движения надо было или обезглавливать, или запугивать и терроризировать, а в то же время срочно нужны были реформы. Те реформы, которые успокоили бы население и дали то, чего оно чаяло – достатка, спокойствия, уверенности в завтрашнем дне.

Собственно все 50е, 60е, 70е, вплоть до нашей перестройки, прошли под знаком стабильности и этих постоянных уступок. Ну а уже после того, как Советский Союз с арены сошел, ситуация, конечно, начала кардинально меняться. Но тут опять-таки, это объективные процессы, это последствия вот этих уступок, дальше просто общество уже зашло в некий тупик, начались уже внутренние противоречия, которые до сих пор так до конца и не понятно, как Запад собирается разрешать…

Полное интервью в видеозаписи.

[customscript]postcode[/customscript]