Олег Неменский: Мы теряем Беларусь ровно по той же технологии, что и Украину

Олег Неменский Политика

В отношениях с Белоруссией должен преобладать ценностный выбор, ведь это не просто одна из республик бывшего СССР, это часть нашего народа. И по этой причине отношения должны строиться вне прагматической логики, они самоценны. Об этом сказал в интервью изданию Украина.ру политолог, ведущий научный сотрудник РИСИ Олег Неменский

‒ Разногласия между Минском и Москвой возникли как будто бы из-за спора о ценах на энергоресурсы, но, очевидно, что они имеют не только экономическую основу. В чём, на ваш взгляд, главная причина трений?

‒ Думаю, абсолютное большинство граждан по обе стороны границы, причём как велико-, так и бело-, или попросту русские люди, хотели бы воссоединения и с негодованием воспринимают происходящие сейчас трения между двумя нашими столицами. Любые ссылки на результаты соцопросов о том, что, мол, уже и не очень хотят, отражают именно это раздражение. Сколь высок запрос на воссоединение, мы видели по двукратному росту пророссийских настроений весной 2014 года, когда их доля подскочила с трети до двух третей граждан республики.

Однако у нас часто примитивизируют проблемы между двумя государствами, сводя их либо к личным амбициям руководителей, либо к жадности крупных кампаний или чему-то подобному. Нужно понимать, что задача по интеграции двух очень разных государственно-политических и социально-экономических систем несёт с собой огромный ворох проблем почти во всех отраслях жизни. А если учесть, что это объединение систем не просто очень разных, но и несопоставимых по своей величине, то проблем ещё больше. Ведь оно может состояться только за счёт фактического разрушения одной из них — её изменения до неузнаваемости с учётом образца «старшего брата». Для этого всем придётся начать жить иначе. Реинтеграции хотят многие, а вот получить в связи с этим кучу проблем — нет. Тем более что у белорусской системы немало своих достоинств.

Кроме того, там сложились довольно сильные элиты, и они полностью на ней завязаны. Да, многие совсем не прочь конвертировать власть в собственность и сильно изменить социально-экономический облик своей страны, но и им крупный российский капитал для этого не нужен, да и вектор интеграции может быть выбран другой. Между тем, они способны сопротивляться, эффективно отстаивать свои интересы, и для того, чтобы они пошли на очень опасные для себя шаги, их нужно действительно сильно в этом заинтересовать. Пока что до этого ещё очень далеко. Толком не сформулирован даже комплекс конкретных идей, как это можно сделать.

‒ Почему медленно идёт процесс интеграции в рамках Союзного государства России и Белоруссии? Имеет ли этот проект реальное наполнение в настоящее время? И какие у него перспективы?

‒ Я был одним из тех, кто отстаивал сохранение формата Союзного государства, когда активно обсуждалась идея его упразднения ради якобы более эффективной формы ЕАЭС. Но это не значит, что он хорош по своим условиям. Просто нам нужно иметь интеграционную форму не только на основе евразийского принципа, но и общерусского. Нельзя ставить в один ряд отношения с Белоруссией и с Киргизией — с белорусами мы один народ.

Другое дело конкретика этой формы. Когда Союзное государство придумывали, это был теоретически ещё вполне реализуемый проект. Но уже в 1999 году, когда договор о его создании наконец-то был подписан, он уже был почти утопичен. Не в самой идее объединения, а в том пути, который в нём был прописан. В двух государствах уже сложились кардинально разные системы, и одну из них для реализации проекта нужно было ломать через колено. Я сомневаюсь, что кто-то тогда всерьёз на это рассчитывал. Неудивительно, что воз и ныне там. На деле для обновления проекта его условия надо подвергнуть серьёзному пересмотру, но политически это сейчас вряд ли достижимо. Собственно, поэтому Россия ограничилась лишь требованием реализации нескольких экономических пунктов.

Есть большие проблемы восприятия интеграционных процессов в рамках Союзного государства с двух сторон. В Белоруссии их просто не хотят. Там есть представление, что всё нужное от этого проекта страна уже получила, а остальное можно реализовывать в рамках ЕАЭС. Их полностью устраивала та система отношений, которая у нас была, и они до сих пор не хотят смириться с той реальностью, что Москва эту модель решила поломать. В России же нередко можно встретиться с упрощённо административным взглядом на процессы интеграции — надо, чтобы главы двух государств наконец-то приняли решение и запустили процесс их реализации. Но так не делается.

Если есть задача войти в интеграционную общность с другой страной, ввести её в своё по крайней мере экономическое поле, нужно вначале там вырастить элиты, которые были бы в этом кровно заинтересованы. Которые мыслили бы теми же категориями, имели бы те же ценности и ту же идентичность, сами воспроизводили бы в своей деятельности ту же систему и мечтали бы убрать барьеры с Россией. А это долгий и очень трудоёмкий процесс, к которому Москва пока что даже не подступала.

‒ Некоторые процессы в гуманитарной сфере в Белоруссии напоминают происходившее — сначала робко — на Украине. Вопросы языка, перестановка акцентов в истории — такое впечатление, что мы это уже видели и знаем, к чему это приводит. Вряд ли это стихийный процесс. Кто кукловод?

‒ Да, мы теряем Белоруссию ровно по той же технологии, что и Украину. Отсутствие работы с обществом, с различными элитами — интеллектуальными, деловыми, с молодёжным авангардом и т.д. Отказ от пересмотра советской модели поддержки белорусского национализма в рамках «дружбы славянских народов», страх признать собственную русскую идентичность и основанные на ней национальные интересы. Просто политическая пассивность с её лозунгами — «никуда они от нас не денутся!» и «пусть переболеют!». Самоуспокоение с помощью любимых пилюль в виде результатов соцопросов. Вон, на Украине и сейчас процент дружественно относящихся к россиянам граждан очень высок, и что?

Настроения широких народных масс — очень важный фактор, однако он, к сожалению, далеко не определяющий. Эти массы почти никогда не играют своей роли в политике, а когда им предоставляется случай её сыграть, то обычно сильно ошибаются в своём выборе. Одного человека обмануть гораздо сложнее, чем миллионы, и некоторые политики неплохо этим пользуются. А реально значимую роль играет не народ, а общество, которое в любой стране исчисляется не миллионами, а тысячами. Вот с ними и надо работать в первую очередь.

И тут нет единого кукловода. Просто надо понимать, что с белорусским обществом с 90-х годов активно работают сотни западных структур. У них есть идеологии, есть привлекательные ценности, им есть что предложить людям для карьеры и самореализации. А России на этом поле почти совсем нет. Молодые белорусы хорошо знают Запад, но очень смутно представляют себе Россию. Выросло уже не одно поколение людей, для которых Россия — это что-то из советской эпохи, что-то принципиально вчерашнее. Это задаёт тон общественных настроений, с которыми власть должна считаться. У нас иногда забывают, что Лукашенко в 90-х и Лукашенко сейчас — это не просто сильно изменившийся политик, это лидер сильно изменившегося общества. И чтобы сохранять своё положение, он должен к этому обществу хорошо прислушиваться.

Большая проблема России в том, что у нас вообще не умеют проводить системной и стратегически продуманной гуманитарной политики, особенно в отношении зарубежных сторон. В советское время была политика в сфере информации и в сфере культуры, но это лишь небольшая часть гуманитарной политики, вне общей системы не очень-то эффективная. Налаживать иновещание и привозить театры с гастролями, конечно, нужно, но реально на что-то повлиять исключительно таким образом очень трудно.

В результате даже те в ближнем и дальнем зарубежье, кто очень хочет приложить свои усилия для сближения своей страны с Россией, через какое-то время приходят к выводу, что они Москве не нужны и даже простого одобрения от неё не дождутся, не говоря уж о большом наборе конструктивных предложений. Предавать своих людей или просто терять их по невнимательности — это наш конёк, вряд ли кто-то в мире умеет это делать ещё лучше.

‒ Есть ощущение, что в России тоже не все заинтересованы в дальнейшем сближении с Белоруссией. Если так, какими соображениями руководствуются эти политики? И насколько они в состоянии затормозить или остановить этот процесс?

‒ Ну, если взять более-менее патриотическую часть нашего политического сообщества, то сознательных противников там не так уж много. Зато немало тех, кому эта тема просто неинтересна. Она как бы излишняя. Мы же переключились на жёстко прагматический курс в отношении соседей. А логика прагматики у нас вне идентичности — она исходит из расчёта экономической и геополитической выгоды. Баланс этих интересов не всегда в пользу Русского мира.

‒ Достаточно ли последовательна политика Москвы на белорусском направлении? Что следует изменить?

‒ Надо вначале разобраться, что нам самим от этого направления нужно. Понятно, что это может не заявляться открыто ответственными политиками, но должно быть признано, по крайней мере, на уровне общественного мнения. Это вопрос нашей идентичности, причём не только национальной, но и политической. Россия с конца нулевых годов попыталась восстановить свой статус региональной державы, однако события на Украине в 2014 году эту стратегию подорвали. Между тем, России удалось вернуть себе статус мировой державы. Оказалось, что в наше время для мирового статуса совсем не обязательно обладать ещё и региональным. Ещё не так давно такое трудно было себе представить, но теперь пространственный принцип приложения силы претерпел столь существенные изменения, что всю геополитику нужно переписывать. Всего шесть лет назад Запад руководствовался старой своей уверенностью, что «Россия без Украины — уже не империя», а сейчас там только ленивый не высмеивает этот подход. Оторвали Украину и получили прямо обратный эффект. Теперь некоторые уже задумываются, как бы её вернуть, чтобы Россия занималась проблемами в ней, а не лезла в далёкие уголки мира.

Однако все эти выводы работают против Белоруссии. Интерес Москвы к ней радикально снизился. Да и на Западе на неё уже не смотрят как на последний залог русского величия. В белорусской прессе вой, что Москва якобы пытается её к чему-то принудить. А на деле проблема Минска как раз в обратном. Москва отказалась от прежней модели отношений и предложила сделать выбор — можно жить так, можно иначе, вот такие есть варианты, выбирайте сами. И реально оставила полную свободу в принятии судьбоносных решений. Вот это для прежней линии белорусской политики в отношении России оказалось настоящей катастрофой. Если бы был нажим, можно было бы торговаться. А так — непонятно, как быть. Россия, которая не заинтересована в своём региональном статусе, — это для Минска что-то новое, и как с ней быть, там пока не придумали. На этом фоне даже старые козыри прозападной партии заметно потускнели.

Но я бы не хотел, чтобы вопрос отношений с Белоруссией решался у нас в рамках дилеммы — поддерживать прежний курс на статус региональной державы или нет. Здесь должен быть ценностный выбор. Ведь это не просто «одна из республик бывшего СССР, который мы всё равно восстанавливать не собираемся». Это часть нашего народа. И отношения с нею должны строиться вне прагматической логики. Они самоценны. Вот такую перемену хотелось бы увидеть — признания ценностной доминанты в отношениях с гражданским обществом Белоруссии. Впрочем, это пожелание в не меньшей мере касается и белорусской стороны.

Оцените статью
Наш Гомель - Новости Гомеля сегодня

Войти

Зарегистрироваться

Сбросить пароль

Пожалуйста, введите ваше имя пользователя или эл. адрес, вы получите письмо со ссылкой для сброса пароля.