6-8 июля Гомельский молодёжный театр представляет премьеру психологического триллера «Метод». В основе постановки – пьеса Жорди Гальсерана «Метод Грёнхольма». Сегодня её ставят по всему миру. Режиссёр спектакля Виталь Кравченко уверен, что «Метод» понравится и белорусскому зрителю, ведь он заставляет задуматься, кто мы есть в современном обществе и на что способен человек в борьбе даже за самую маленькую цель.

– Пьеса ни разу не ставилась в Беларуси. Почему вы считаете, что она будет актуальная для нашей страны, а тем более для Гомеля?

– «Метод Грёнхольма» идёт более чем в 40 странах мира. По крайней мере, я нашёл 71 театр, где её ставят. И это только то, что мне позволил языковой барьер. В Беларуси она, действительно, ставится впервые. Хотя я давно хотел это сделать. Но где ни предлагал, мне отвечали: «Что ты, нет, это для мегаполиса, для большой страны, нам не очень актуально».

Когда Гомельский молодёжный театр согласился на постановку, я очень обрадовался. Потому что на самом деле пьеса актуальная. Ведь речь в ней идёт не только о приёме на работу в крупную компанию. Если посмотреть на современное дезориентированное общество, мы увидим такое везде.

Сегодня каждый выживает, как может. И не только в экономическом плане. Зачастую мы забываем, кто мы. А главное, на каком кресле сидим. Оно директорское, или это кресло уборщицы. Ведь уборщицы тоже борются за своё место под солнцем, чтобы получить работу.

И в семьях то же самое. Исчезают ценности. Понимаете, что произошло? Произошла такая очень странная подмена понятий. Сейчас будут не мои слова, я процитирую кого-то. Но мне очень нравится эта мысль, она точна. Когда закончился Советский Союз, такой перелом-перелом произошёл в сознании людей. Мы ели себе спокойно макароны по-флотски, сегодня мы это называем пастой болоньезе.

Эта вот подмена понятий и в пьесе заложена. Она очень живо отражает наш сегодняшний мир. На какие шаги идут люди, какие границы морали переступают в достижении своей цели. Она может быть огромнейшей, эта цель. Но может быть и маленькой. Если раньше люди сражались за большие деньги, большую должность, то сегодня сражаются и за маленькое. Просто чтобы быть.

Мы постепенно превращаемся в какие-то функции. Исчезает человеческий личностный фактор. Этот функционален в этом, а этот – в этом. Вешаем на людей ярлыки и раздаём задания. И мы очень легко поддаёмся этому всему. Потому что иначе не сможем выжить на клочке 30 на 30 сантиметров своего места под солнцем. Нас вытопчут. Просто сдвинут с места, и мы останемся у разбитого корыта.

– Вы что-нибудь меняли в пьесе? Может быть, адаптировали её под Беларусь?

– Я категорически против подбивания зарубежного материала под белорусские реалии. Если мы играем испанского драматурга – мы играем Испанию, если французского – Францию. Хорошая пьеса чем хороша? Она актуальна и в Гомеле, и в Мадриде, и в Париже. А эта пьеса открывает гнойные раны, которыми болеет всё современное общество. Театр тем и интересен, что он…

– интернационален…

– В какой-то степени. Хотя я и против глобального космополизма. Потому что тогда теряются границы национальной культуры, а они должны быть. Мы должны чем-то отличаться. Но эта пьеса ложится и на наши реалии без того, чтобы в ней что-то менять.

– Кто из главных героев вам ближе? В пьесе, если судить по сюжету, положительных персонажей-то и нет.

– Я люблю работать с такими материалами, где есть главный герой, которого мне жалко. Если мне главного героя не жалко, то не интересна и пьеса. А в этом случае нет ни хороших, ни плохих. Каждый со своей правдой. И у каждого найдётся тысяча аргументов для оправдания, почему он поступает так или иначе. Их не жалко, но и не хочется заклеймить. Ведь они – отражение нас сегодняшних. Мне очень хочется верить, что у нас получится это передать. Потому что пьеса этим сложна.

Не очень люблю современную русскую, белорусскую драматургию по той причине, что зачастую в них главный герой – это ситуация. А здесь героя сразу четыре. И борьба происходит не на уровне «мы дерёмся за тазик с макаронами», а цена высока. Не зря поставлено столько спектаклей по «Методу Грёнхольма».

Гальсеран написал эту пьесу, потому что прочёл в газете, как уборщица в одной крутой компании нашла исписанные нелицеприятными комментариями работодателя анкеты. И он смог эту историю довести до абсурда. Если взглянуть на нашу жизнь – это всегда абсурд.

– В пьесе три мужских и один женский персонаж. Есть ли на этом уровне противопоставление? Сегодня набирают популярность идеи феминизма.

– И эту тему Гальсеран поднимает. Феминизм даже педалируется. Поднимается тема толерантности по отношению к не таким, как все. Повторюсь, гнойные раны, которыми наше общество болеет, они все здесь открываются.

– Как вам работается с труппой молодёжного театра. Всем ли подошли роли?

– Идёт рабочий процесс, и актёры открыты к нему. Для меня это новый материал, как и для них. Конечно, были притирки, но сейчас мне очень комфортно. Я это называю профессиональной дружбой. И когда на определённом этапе репетиционного процесса осознаёшь, что это есть, тогда работать приятно. Ты можешь просто сидеть и молчать, а они тебя понимают.

– Не боитесь, всё же, что гомельский зритель не отреагирует на постановку так, как вам хочется. У нас привыкли посмеяться, расслабиться. А тут серьёзный материал, требующий вдумчивого отношения.

– Вот. Вы говорите – привыкли. А откуда такая привычка? Чем кормят, то и едим. Очень хорошую мысль услышал у известного нейролингвиста Татьяны Черниговской. Если мы будем всё время изучать этикетки от шампуней, читать инструкции по применению ополаскивателя, это засядет у нас в мозгу. Если всё время будем заниматься развлекаловкой, зритель этого и будет ждать. А не надо идти за зрителем. Надо зрителя за собой вести. Если мы хотим воспитать. А театр выполняет ещё и воспитательную функцию, как бы сегодня ни говорили, что это утратило свою актуальность.

Мы должны думать, какое поколение подрастает. А этот спектакль как раз для поколения молодых людей, которые оканчивают институты, и перед ними открывается дверь во взрослую жизнь. Не нужно указывать им, что хорошо, а что плохо, но, по крайней мере, показать, как может быть. Тебе этого хочется или нет? Дальше выбор за зрителем. 

Поэтому я не боюсь, что зритель вдруг не пойдёт. Это, конечно, разговор на серьёзную тему. Но в спектакле есть место, где можно и посмеяться, потому что иногда Гальсеран доводит до абсурда. И в этой абсурдности вся наша жизнь. Возможно, это будет чем-то новым. Но не настолько, чтобы ничего не понять.

– На афишах спектакля значится возрастное ограничение 18+. Почему?

– Потому что используется парогенератор (электронная сигарета). Есть пара жёстких слов, которые тем не менее не относятся к ненормативной лексике. По крайней мере, если кто-то захочет пойти на спектакль семьёй, люди будут понимать: может сына или дочь школьника не стоит брать.

Плюс тут ещё тема сама по себе серьёзная. Она, с одной стороны, очень проста и понятна. А с другой, требует от зрителя определённой работы. Не факт, что человек, окончивший девять классов, в состоянии до конца понять происходящее вокруг. Всё-таки в этом возрасте он ещё зациклен вокруг себя, своего личного пространства. «Я, я, я, я!». В пьесе тоже много этого «я», но оно взрослое. А там другие условия, другие правила борьбы.

Спектакль «Метод» – третья работа минского режиссёра Виталя Кравченко. В 2016 году в Могилёвском областном драматическом театре он поставил свою дипломную работу «Братья и Лиза» по Алексею Казанцеву. В этом году в минском Современном художественном театре – спектакль «Счастье есть!» по пьесе Алехандро Касоны.

belkagomel.by

[customscript]postcode[/customscript]