Вслед за странами Прибалтики Грузия попросила не называть ее постсоветской страной. Развитие по «балтийскому пути» приводит бывшие советские республики к фатальным последствиям. Не только к разрушению производства и эмиграции населения, но и к деградации сознания в результате замены здравого смысла лозунгами и догмами. Литва, Латвия и Эстония не постсоветские, потому что они советские: в их общественно‑политической жизни сохранились чисто советские институты и практики, а бывшие секретари республиканских ЦК и инструкторы комсомола по‑прежнему заменяют рациональный взгляд на мир идеологическими штампами.
Эскапада послов Литвы, Латвии и Эстонии в Париже, потребовавших от газеты Le Monde и прочих французских СМИ не называть их страны постсоветскими республиками, вызвала всеобщее недоумение даже среди людей, не склонных симпатизировать России. Если они не постсоветские, то какие тогда? Из космоса они, что ли, прилетели в 1991 году и обосновались в восточной части балтийского побережья?
Стороннему человеку вникнуть в официальную идеологию Литвы, Латвии и Эстонии сложно. Согласно этой идеологии, с 1944‑го по 1991 год Прибалтики как бы и не существовало. Прибалтика плыла в летаргическом сне, история проходила мимо нее, а она почивала в своем заколдованном замке, как спящая красавица. И лишь в 1991 году сбросила с себя оковы сна и стала жить дальше. А между сном и пробуждением ничего не было.
Именно так в сокращенном изложении выглядит концепция восстановленной государственности и суверенитета, в соответствии с которой Литва, Латвия и Эстония существовали с 1918‑го по 1940 год и с 1991 года по настоящее время. А между этими периодами была Пустота. Черная дыра. Абсолютное Ничто.
Между прочим, современная прибалтийская мифология в точности соответствует космогоническим мифам древности о сотворении мира.
Если в античной мифологии первоначальный Хаос породил хтонических божеств: великанов, огненных змиев, ехидн, химер и горгон, то черная дыра «советской оккупации» родила Далю Грибаускайте, Линаса Линкявичюса и весь прибалтийский политический класс.
Сколько ни пытались американцы реэкспортировать в Прибалтику иммигрантов, бежавших в США от Красной армии в конце Второй мировой войны, нынешние Литву, Латвию и Эстонию всё равно создали комсомольцы, коммунисты и агенты советских спецслужб.
В начале 1990‑х годов выходцы из КПСС и советских органов власти в политической элите Прибалтики составляли 58% в Литве, 75% — в Латвии и 73% — в Эстонии. Это люди, разумеется, перекрасились, спрятали партбилеты, объявили себя демократами, националистами и либералами (абсурдное постсоветское сочетание), но выбить из себя советскую систему мышления оказались не в состоянии.
Подобная картина была характерна для всех частей распавшегося СССР, но ситуация в Прибалтике имела свою специфику. Расставание Литвы, Латвии и Эстонии с прошлым было самым радикальным, отстаивание своей версии истории — самым непримиримым. Эта радикальность и непримиримость сделали востребованными у новых‑старых властей Прибалтики их тоталитарное сознание, догматическое мышление и стремление к подавлению инакомыслящих.
В других постсоветских республиках разрыв с советской эпохой был куда менее жестким и последовательным, чем в Прибалтике. Как ни парадоксально, мягкость и непоследовательность ухода от советского прошлого сделали эти республики куда менее советскими, чем страны Балтии.
«Homo soveticus» на Украине, в Киргизии или Российской Федерации вынужден перестраивать свое сознание и отвыкать от того, чтобы воспринимать реальность сквозь призму идеологических догм. И в первую очередь от этого приходилось отказываться управленцам — бывшим советским руководителям: для большинства советских людей, не делавших карьеру в Коммунистической партии, марксизм‑ленинизм к концу Советского Союза и так стал пустой формальностью.
Но вчерашним функционерам приходилась привыкать к тому, что идеологической монополии больше нет и их черно-белое сознание нужно менять, потому что реальная жизнь не черно‑белая, а цветная, причем с тысячами оттенков. И загонять историю и современность в идеологические схемы в условиях реальной конкуренции взглядов не получается. Можно быть за «белых», а можно — за «красных», можно за Царя, а можно — за Ленина. Многопартийность на то и нужна, чтобы были самые разные партии. Свобода слова за тем и существует, чтобы были представлены самые разные точки зрения.
Но в Прибалтике было иначе.
Местные закомплексованные своим коммунистическим прошлым нацкадры так резко повернулись на 180 градусов, что на самом деле сделали полный круг и развернулись на 360 в своем фанатичном стремлении быть антисоветскими, но оставшись насквозь советскими.
В Прибалтийских республиках запрещали Коммунистические партии, сажали тех, кто в 1991 году был против выхода своей республики из Советского Союза, лишали треть населения гражданства и права участвовать в выборах, чтобы «совки» не испортили нашу «демократию» своим «неправильным» голосованием.
Установившийся в остальном бывшем СССР консенсус, что в истории страны, как и в жизни человека, не может быть только плохое или только хорошее, для Прибалтики был неприемлем. На остальном постсоветском пространстве, в конце концов, пришли к выводу, что в советское время было много всего — и хорошего, и плохого, но для Прибалтики ничего хорошего не было, а была только она — «советская оккупация». За отрицание последней там, в конце концов, додумались судить.
Вчерашние специалисты по истории КПСС написали Прибалтике новую историю. Такую же по сути, в которой главное — не рассказ о прошлом, а расстановка политических акцентов. Как Зиновьева в истории КПСС вырезали из фотографий с Лениным, так из новой прибалтийской истории вырезали любые упоминания о красных латышских стрелках. Как в советских учебниках «белые» показывались сплошь злодеями, так в прибалтийских учебниках «лесные братья» показываются сплошь героями.
Преступна сама мысль о том, что в 1940 году у граждан Литвы, Латвии и Эстонии были разные точки зрения на будущее своих стран, что многие из них действительно верили в свое светлое будущее в составе СССР и были очарованы коммунистической идеологией. Нет, никогда: все литовцы, латыши и эстонцы, кроме кучки отщепенцев и наймитов НКВД, были за независимость, Сметону, Улманиса и Пятса. Коммунистического движения в Прибалтике не существовало. Красных партизан не было. Папа Дали Грибаускайте был простым пожарным.
Радикализм и бескомпромиссность новой Прибалтики лишили ее правителей необходимости учиться думать и жить по‑новому. Привычная им идеологическая монополия сохранилась, и пусть идеология поменялась на 180 градусов, но главное‑то — монополия — осталось.
В условиях сохранившегося идеологического диктата правящему классу Литвы, Латвии и Эстонии нужно было не поменять мышление, а всего лишь заучить новые лозунги. Поэтому прибалтийские политики остались насквозь советскими и сделали советскими свои страны.
Глушение «вражьих голосов» в виде отключения телеканалов за «неправильную» точку зрения на отдельные исторические события — это не постсоветская, а советская практика.
Находить в каждом инакомыслящем, несогласным с фундаментальными идеологическими установками, агента иностранных спецслужб — это не Европейский союз XXI века, а Советский Союз 1930‑х годов.
Называть любую внешнюю критику страны и ее руководства вражеской пропагандой — это от комсомольских собраний и заседаний парткомов на предприятиях.
Институт специальных служб Литвы, Латвии и Эстонии с их поименным перечислением «пятой колонны» и «рупоров пропаганды» в ежегодных отчетах — это реинкарнация Пятого управления КГБ СССР еще в андроповском виде, занимавшегося борьбой с «идеологическими диверсиями».
Так что страны Балтии совершенно справедливо утверждают, что они не постсоветские. Потому что они советские. «Совок» по итогам 26 лет борьбы с ним одержал в этих странах убедительную победу. Правда, руководители Литвы, Латвии и Эстонии этого совершенно не замечают. Но в этом нет ничего удивительного. Рыцарь из средневековой легенды, победивший дракона, также не замечал, что сам стал драконом.
