В Литве разгорелся скандал вокруг известной писательницы Руты Ванагайте, книги которой об участии литовцев в Холокосте были изъяты, а сама она подверглась общественной травле. В том числе с самого верха. Поводом послужило заявление Vanagaitė-Ванагайте о «лесном брате» Vanagas-Ванагасе (Адольфас Раманаускас-Ramanauskas) и его сотрудничестве с НКВД. Польские журналисты предлагают свою точку зрения на происходящее.
Цитирую дословно: „ты (…), которую некоторые даже называли писателем, включи свою литературную фантазию, осознай то, о чем ты говоришь, а потом идти в лес, где растут осины, помолись – и сама приготовь себе наказание”. Помимо этого политик называет писательницу „мисс Duszanską” – по фамилии майора КГБ, одного из командиров операции по аресту „Vanagasa”. Худшего оскорбления из уст представителя политической элиты Литвы придумать нельзя.
Но звучат и голоса в защиту писательницы. Самый громкий и влиятельный со стороны поэта, переводчика, литературоведа, диссидента Томаса Venclovy. Голоса эти напоминают об очевидных вещах: если Литва действительно является демократической, это значит, что должна иметь место свобода слова. Высказывание – это нонсенс? Пусть дадут ответ историки, укажут, в чем ошибка или манипуляция. Устраивать охоту на ведьм, уничтожение книг (не имеющих даже отношение к теме спорной проблематики!) не вмещается ни в какие рамки и не идет на пользу обществу.
Однако голоса противников звучат громче голосов защитников.
Покаяние
Ванагайте уже 29 октября отозвала своё заявление с обвинением Ramanauskasa. Говорит, что поняла ошибку, когда прочитала интервью с историком Dariusem Juodisem – одну из немногих действительно взвешенных, а не агрессивные реакций на ее комментарий. Беседа должна была открыть ей глаза и на тот факт, что „Vanagas” никогда не сотрудничал с советскими службами, и на то, что он действительно был подвергнут жестоким пыткам. Писательница, которая была так уверена в своей правоте, благодаря документам, подтверждающим ее выводы, теперь говорит, что поняла, что имела дело с фальшивками. И уверяет, что не хотела ни обидеть литовцев, ни спровоцировать скандал.
Заявление звучит неискренне, от начала и до конца. Вы не можете быть публичным человеком в Литве и не знать, что удар по партизанам сразу же встретит яростную реакцию правых консерваторов. В голове не укладывается, что исследовательница – даже непрофессиональная – событий в Литве после 1941 года не знала, какими методами могли пользоваться в МГБ против командиров антисоветских формирований. В открытом письме Vanagaitė содержится лишь уверение, что автор не хотела потерять своих книг. Может быть он намеревалась вернуть их столь поспешной самокритикой?
Так не получится.
Тень Кремля
Тем более, что вопрос приобрел международное измерение. На защиту писательницы, которая сделала так много для озвучивания правды о Холокосте в Литве, встал Европейский Еврейский Конгресс. В его обращении Vanagaitė получила наименование „смелой женщиной, голос которой необходима для того, чтобы литовцы оказались лицом к лицу с собственным прошлым, которая должна быть похвалена, а не поругана”.
Литовские СМИ, информируя об обращении, сосредотачиваются на том, что, начиная с 2007 года, во главе Конгресса стоит Вячеслав Моше Кантор, российский гражданин и миллиардер, имеющий „неясные связи с Кремлем”. Теория заговора готова. И вновь слово берет глава правительства в Вильнюсе, объявляющий, что, если речь идет об отношениях с еврейской общиной, исследовании и увековечении истории Холокоста, его страна не имеет никаких претензий. А Laurynas Kasčiūnas, парламентарий-консерватор и член комитета по вопросам государственной безопасности, заявляет в своем профиле на Facebook: речь шла не о дешевой сенсации, чтобы благодаря скандалу лучше продать новую книгу. Это рассчитанный на десятилетия заговор враждебной державы, целью которого является превращение литовцев в изгоев международного сообщества, не только ошельмовав их героев, но и оспорив сам смысл литовской независимости.
Понятно, что в таких условиях книги Vanagaitė не имеют шансов на то, чтобы покинуть склад в Каунасе, куда их поспешно свезли. Что еще хуже, похоронен и так небольшой шанс на то, что проблема литовских „проклятых солдат” стала бы в обозримом будущем темой серьезной дискуссии. Дискуссии историков, но выходящей за их узкий круг, и не сводящейся к жонглированию стереотипами, обвинениями и клише, сводящими все к примитивной пропаганде в пользу «сами знаете кого».
Культ, построенный на костях
Уже сегодня такие обвинения обязательно следуют, особенно когда кто-то из ученых осмеливается выйти за пределы повествования о несгибаемых борцах за свободу. Повествование, что тут скрывать, о борьбе добра со злом.
– „Война после войны” – как называют в Литве период функционирования антикоммунистического подполья, сыграла большую роль в формировании национального сознания этнических литовцев даже большее, чем вторая мировая война, – уверяет меня Arūnas Bubnys, историк из Центра Исследований Геноцида и Сопротивления жителей Литвы, ведущий литовский исследователь этого периода. – Это была война народная, национальная, которая велась хорошо организованными отрядами, которые насчитывали в общей сложности 50 тысяч человек.
Центр Исследований Геноцида и Сопротивления жителей Литвы содержит музей, в котором представлены, с одной стороны, несгибаемые партизаны, с другой – их смертельные враги. В конце экспозиции зритель сталкивается лицом к лицу с кровавыми фотографиями убитых „лесных братьев”. Еще более сильное впечатление обеспечивает посещение так называемой Часовни Примирения в имении Tuskulenai, в пределах Вильнюса, на том месте, где находится массовое захоронение расстрелянных партизан. В центральном месте бетонного здания – опять фотографии погибших. Вокруг, от стен до потолка, гробы.
– В центре есть реальные останки, кости – объясняет мне сотрудница музея.
Может ли идти речь о чем-нибудь еще, как не о том, чтобы раз и навсегда внушить посетителю – чьей стороне он должен сочувствовать, не задавая дальнейших вопросов?
В 2009 г. молодой историк из Института Истории Литвы, и Mindaugas Pocius, рискнул подойти к мифу, с другой стороны. В своей докторской диссертации он решил определить, сколько советских солдат и офицеров спецслужб погибли в борьбе с подпольем, а также сколько своих же литовцев расстреляли лесные партизаны по обвинению в коллаборации. Ученый доказал, что на одного убитого „лесными братьями” военнослужащего в советском мундире приходилось 8,3 представителя собственного народа! То есть, больше, чем в случае с жертвами „проклятых солдат” из Латвии и Эстонии или бандеровцев на Западной Украине. В совокупности это дало 12,8 тыс. литовских жертв. Антисоветские литовские партизаны не испытывали угрызений совести убивая вместе с семьями не только реальных или предполагаемых агентов советских спецслужб, но также людей, вступавших в партию, крестьян, намеревавшихся вступать в колхозы или отказывавших „проклятым солдатам” помощь.
Не ставя под сомнение жестокость репрессий, которым подверглась литовская деревня, чтобы сломить поддержку партизан (начиная с депортации более 100 тысяч человек в период 1945-1948 гг.) и ни на минуту не отказываясь от признания их благородных намерений, Pocius сформулировал четкий тезис: „лесные” совершали в отношении обычных литовцев „трагические ошибки”, причем в ряде районов в массовых масштабах. Его исследование стало предметом обсуждения историков, а также в Центре Геноцида и Сопротивления. И не было никем поставлено под сомнение.
Bubnys, когда я вспоминаю об этих фактах, признает – „национальная война” имела и темную сторону. Конечно, были случаи „неадекватного применения террора”, как и в любой партизанской войне, – говорит он. И даже добавляет: в первой фазе „войны после войны” в формированиях преобладали патриоты, люди «с высокими стандартами поведения». Но чем дольше партизаны находились в лесу, тем больше росла их деморализация. Как следствие, наряду со справедливо вынесенными приговорами сторонникам советской власти, имели место и убийства на фоне грабежей и обычной уголовщины.
Споры о гражданских жертвах – это только часть проблемы. Как писал польский историк Rafał Wnuk, специализирующийся на истории антикоммунистического сопротивления в Литве, в этой республике не было вооруженного литовского антинемецкого подполья; представители созданной в 1941 году. Литовской Освободительной Армии (LLA) признали, что с оружием в руках будут бороться только с СССР. Но теперь в исторической политике Вильнюса стало догмой говорить о борьбе с двумя оккупантами. Кроме того, в 1944 году в Жемайтии, когда судьба войны в странах Балтии казалась решенной, лидеры LLA не имели ничего против помощи Абвера в создании их партизанских формирований. В восточной же части Литвы, откуда немцы уже были вытеснены, в лес массово уходили не только молодые мужчины, которые не хотели быть призваны в советскую армию, но и офицеры литовских Полицай-батальонов, члены крайне националистических Литовского Фронта Активистов, Партии Литовских Националистов и сотрудники немецкой оккупационной администрации. Короче говоря, все те, в том числе и исполнители массовых расстрелов евреев, страшные герои „Наших”, о которых значительная часть литовской общественности сегодня так сильно хочет забыть.
Стрелял ли герой в евреев?
Adolfas Ramanauskas в июне 1941 года принимал участие в вооруженном восстании, которое литовские националисты устроили, чтобы ускорить устранение советской армии из Литвы и помочь придти немцам, признанным друзьями. Он действовал под знаменами антисемитского и крайне националистического Литовского Фронта Активистов. Во время немецкой оккупации был преподавателем в духовной учительской семинарии в Алитусе. К партизанам присоединился в 1945 году. Согласно Dariusa Juodisa, причиной этого стал следующий инцидент: его ученики глупо пошутили, посадив курицу на скульптуру Ленина. Учителя вызвали на допрос, попросили, чтобы он наблюдал за воспитанниками и регулярно сообщал, что они делают. После этого он предпочел уйти в лес.
Имел ли Ramanauskas еще что то, что можно было скрывать? Ванагайте эту тему не освещала. Но с полной уверенностью отрицала, что в 1941 г., когда недавние литовские повстанцы дружно вступали в коллаборационистскую полицию, а потом расстреливали евреев, будущий командир партизан был одним из тех, кто совершал преступления. В том же телевизионном интервью, в котором онп рассказала о документах, которые должны свидетельствовать о его сотрудничестве с НКВД, Ванагайте утверждает, что во время работы в „Наших” искала материалы о „Vanagasie” именно 1941 года. Но ничего не нашла.
Между тем, имя Ramanauskasa в списке трех тысяч литовцев-участников преступлений против евреев, которую составили в Израиле евреи, спасшиеся от Гибели. Он оказался там случайно? Понять причину этого пытался Evaldas Balčiūnas, один из исследователей, группирующихся вокруг портала Defending History (Защищая Истории). Уже в 2014 году он обратил внимание на некоторые сомнительные моменты. Выяснилось, что сам Ramanauskas в своих созданных в подполье воспоминаниях утверждает, что „во время восстания против большевиков”, то есть в июне 1941 года, командовал отрядом, действовавшим в Друскининкае и его окрестностях. Не оспаривает этот факт и Центр Исследований Геноцида и Сопротивления. Из сохранившихся немецких документов следует, что литовский повстанческий отряд в этом городе был разоружен немцами только 15 июля. Изучая эти документы, Arūnas Bubnys установил, что до этого момента повстанцы расстреляли 28 человек, признанных коммунистами, а также помогали загонять еврейское население в гетто, «заодно» издеваясь над ним. Если „Vanagas” действительно был одним из командиров повстанческого отряда, заключает Balčiūnas, то он не мог не участвовать в этих мероприятиях. Он пишет: трудно принять за хорошую монету объяснения повстанца, что его группа в начале июля занималась уже только охраной зданий, а сам он не имел даже оружия.
Уже после начала кампании против писательницы эту тему затронул Ефрем Zuroff, потомок расстрелянных в 1941 году литовских евреев и охотник на нацистов, спутник Vanagaitė в путешествии, описанном в „Наших”. Выступая 27 октября перед Сеймом, он говорил о друскининкайском подразделении, о преследовании евреев и о казни коммунистов, которые, возможно, были расстреляны из-за взглядов и происхождения одновременно. При этом он предупредил, что суть дело не ясна.
– Мы не знаем, расстреливал ли лично он [Ramanauskas – прим. MKF]. Но он командовал подразделением, которое расстреливало. За это его следует наградить? Скажите это семьям людей, которые тогда погибли, – аргументировал он.
Также авторы Defending History задаются вопросом: а может стоит предпринять попытки исследовать то, что делал повстанец Ramanauskas в Друскининкае? Особенно пока есть хоть какое-то сомнение, в том, что это действительно материал о герое без иъзяна?
Писательница эту тему не поднимала. 3 ноября она опубликовала очередные извинения, попросив, чтобы простили ее высокомерие и неподкрепленные фактами комментарии.
Давайте поговорим о евреях…
Можно сказать, что покаяние было вознаграждено. Литовская прокуратура сообщила 10 ноября, что не имеет оснований возбуждать против Vanagaitė уголовное дело. Строго говоря, нет никаких доказательств того, что писательница сознательно распространяла ложные сведения об умершем, ожидая, что это вызовет всеобщее негодование и очернит память о нем. Ее комментарии, можно оценивать только в контексте этики и морали, добавили следователи.
Еще один неожиданный результат всей авантюры: пять депутатов Сейма сообщили о идее каким должен стать 2019 год. Пусть это будет год литовских евреев, предложили они. Пусть это будет время, когда общество само будет познает истину, узнает, откуда евреи взялись в Литве и какую культуру здесь создали. А также подискутирует о Катастрофе: о литовцах, которые расстреливали евреев и тех, кто их спасал.
Звучит красиво, но при близком рассмотрении становится ясно к чему должна привести вся эта инициатива. Это депутаты консервативного Союза Отечества – Литовских Христианских Демократов, ведущие защитники „доброго имени Литовцев” и своеобразного взгляда на прошлое. Не могу себе представить, чтобы мероприятия, посвященные истории, проводимые с их вдохновения привели к чему-либо другому кроме создания черно-белых рассказов о гармоничной жизни различных этнических групп в Литве, жестокой оккупации и непобедимой борьбе за свободу.
Кроме того, предложение провозгласить Год литовских евреев эффективно отвлекает внимание от того, что на протяжении всей авантюры речь идет отнюдь не о евреях. А дискуссии о литовских „проклятых”, как не было, так не будет.
И именно этой упущенной возможности жалко больше всего. У Vanagaitė были все инструменты, чтобы вызвать такую дискуссию. Ничего не мешало писательнице опять поехать поискать живых свидетелей истории и хранителей семейных воспоминаний. Конечно, заставить их рассказать правду было не легко бы, особенно если их опыт общения с партизанами отличается от патриотических штампов. Но разве Vanagaitė не преодолела аналогичные, если не большие трудности, когда готовила книгу о Гибели?
Она могла съездить хотя бы на юг Литвы, в регионе Dzukija, где с января до середины сентября 1946 года партизаны осуществили 195 „казней врагов родины”, из которых (это число как доказал и Миндаугас Pocius) только пятнадцать действительно сотрудничали с МГБ-МВД. А ведь именно регион Dzukija в окрестностях городка Merecz (Merkinė) – это территория на которой действовало в 1945-1946 гг. подразделение „Vanagasa”. Если „война после войны” – это действительно база, на которой строится литовская самосознание, этот отряд не мог не сохраниться в памяти местных жителей. Может быть стоило проверить?
Дискуссии об этом мы однако, не услышим, потенциальный доброволец для ее инициирования теперь задумается стоит ли это делать уже не два, а десять раз. Для широкой публики остается то, что было – храм мертвых партизан в Tuskulenai и выставка в музее Центра Исследований Геноцида и Сопротивления. Без единого слова о том, что она делала часть „лесных братьев” до 1944 года и насколько много гражданских жертв стоила их борьба, подпитывавшаяся мечтами о III мировой войне.
