Нобелевская лауреатка Светлана Алексиевич не оставляет попыток стать маяком и совестью, читающей и думающей части белорусского общества. Традиционно многословная, она вновь оскандалилась в интервью российской Медузе, тезисом о том, что «Беларусь — страна полицаев». Говорят, что краткость — сестра таланта. И в таланте Светлане Александровне здесь не отказать. Таким образом, она всего одной фразой умудрилась элегантно забросать помоями и мертвых, и живых.
На просьбу журналиста пояснить «за страну полицаев» и рассказать, насколько правдивы рассказываемые ей истории о невинных коллаборантах и лютых партизанах, мечтающих в мороз раздеть попавшего к ним еврейского мальчика из-за теплой курточки, она не краснея говорит, что достоверность ей и не нужна вовсе. Ей важен лишь «опыт души».
Вместо попытки аргументировать – длинные женские истории, пробивающие на слезу, из серии «одна бабушка мне 20 лет назад рассказала эту историю по секрету». Таким образом, Алексиевич признает, что ее произведения по сути основаны на «народных» сплетнях и ее литературных вымыслах, некоему мистическому опыту общения с «черными душами».
Насколько оправдан такой литературный прием и есть ли у Алексиевич шанс стать по-настоящему народным моральным авторитетом, Телескоп решил узнать у известного белорусско-российского писателя, автора 32 книг, лауреата Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский», номинанта Патриаршей литературной премии 2019 года Вячеслава Бондаренко.
Вячеслав Васильевич, вы признанный автор книг о забытых подвигах, о почитаемых святых и старцах, человек, который черпает вдохновение от светлых душ. На ваш взгляд, пришло ли время копаться в костях партизан и полицаев? Ведь война – дело грязное, вытаскивающая наружу, как самое светлое, так и самое животное, что есть в человеке. Действительно ведь было всякое, истории известны случаи, когда некоторые отряды по ходу войны по нескольку раз меняли стороны, и некоторые полицаи/эсэсовцы по ошибке попадали в списки героических партизан. Может быть, Алексиевич со «своими» по-женски эмоциональными частными историями права, и в поисках правды еще рано ставить окончательную точку в списках «свой-чужой»?
— В последнее время мы видим, как история «героическая» плавно заменяется историей «частной», поданной через призму зрения обычного человека, вынужденного выживать в ужасных условиях. В такой истории нет места ни подвигу, ни величию – она вся подчинена интересам частного лица, озабоченного тем, как уберечь последнюю корову от реквизиции неважно с чьей стороны. Из истории любой войны можно при желании набрать толстый том воспоминаний таких людей. В западной культуре эта разновидность истории была освоена раньше, к нам добралась к 2000-м годам. Вернее, в устном рассказе она существовала всегда под условным названием ОБС (одна баба сказала). А уж потом это стали фиксировать на бумаге как «документы эпохи». Светлана Алексиевич, безусловно, один из ярчайших представителей этого жанра в русскоязычной литературе.
Но недаром есть анекдот про насекомых, работающих над учебником истории: пчела утверждает, что везде был мёд, один мёд, бабочка – цветы, везде цветы. Настаивает на своей версии и муха… Вот с таким случаем мы как раз и имеем дело – кому что ближе. Непонятно, правда, почему Алексиевич выдает свои рассуждения за некое откровение. Вопрос коллаборационизма в Беларуси хорошо исследован, есть многочисленные книги на эту тему. Поэтому буквально каждое утверждение Алексиевич в интервью «Медузе» вызывает вопросы.
«Я всю жизнь прожила в стране полицаев. А что такое Беларусь, по-вашему? Тысячи белорусов служили в полиции. Не надо думать, что у нас все уходили в партизаны и только отдельные предатели…»
Да, действительно, в полиции служили тысячи белорусов – это давно не секрет и не потрясающее научное открытие. Но также не секрет, что своими предателями белорусский народ никогда не гордился и не считал их героями. И не секрет, что несоизмеримо большее число белорусов так или иначе участвовали в борьбе с оккупантами. Между тем следующая фраза дает понять, что в «полубандитские группы» (так Алексиевич называет партизан) уходили только редкие «мужики с оружием», а подавляющее большинство населения страны шло в полицаи – так и получилась «страна полицаев». Им Алексиевич тут же уделяет немало внимания:
«Большинство из них не боролось против партизан, этим занимались отряды СС и иногда вермахт, то есть действующая армия. Идти полицейским отрядом против партизан в наших белорусских дебрях — чистое самоубийство. Так что эти деревенские полицаи сидели в своих местечках, как в крепости, лишь иногда выбирались, если случался подрыв [железнодорожного] полотна. Они не всегда выполняли карательную функцию. Хотя и такое было, конечно. У Адамовича описан случай, когда они оказывались убийцами евреев. <…> И все же большое количество полицаев не были карателями».
Читаешь и диву даешься. Давайте пожалеем бедных, несчастных полицаев! У Адамовича описан случай (! Один-единственный!), когда каратели «оказались» (видимо, случайно) убийцами евреев?.. А в остальное время они тихо «сидели в своих местечках»?.. Извините, а откуда тогда такие цифры боевых потерь среди полицаев, например, в апреле 43-го – 230 убитых на 40 убитых немцев?..
В своем интервью Алексиевич забыла упомянуть, какая презрительная кличка была в народе у полицаев – «бобик». Как у дворовой шавки. Описаны случаи, когда на базаре им не продавали хлеб, говоря «Пусть вас кормят немцы». Но и немцы, которым они служили, презирали их. Вот что писал о них Гиммлер: «Им нехарактерно чувство чести в немецком ее понимании, потому как они не имели в принципе понимания воспитания и порядка». Вот такими «бобиками», жалкими шавками, которых презирали даже их хозяева, они навсегда и останутся в народной памяти. Кто бы и как бы их ни жалел.
Так что слова Алексиевич о «стране полицаев» — плевок на могилы тысяч людей, которые погибли от рук «бобиков». Попробовала бы она произнести их, например, в Россонском или Верхнедвинском районах, которые были полностью уничтожены полицаями в начале 43-го, в ходе операции «Зимнее волшебство». Или на месте любой из сожженных деревень. Уверен, местные жители достойно бы ей ответили.
— Партизанам Алексиевич тоже уделила немало внимания…
— Да, процитирую: «Ведь кто такие партизаны? Они ведь далеко не сразу сложились в какое-то подобие военных отрядов. Поначалу это просто были полубандитские группы. Просто мужики с оружием, вот и все. Хорошо, если во главе оказывался бывший окруженец с нормальными взглядами, а так-то…» Видимо, под словами «а так-то…» подразумевается хаос насилия, в который погружали несчастное местное население злобные партизаны.
И снова — катастрофическое невежество, незнание элементарных вещей из истории Великой Отечественной. Создание первых партизанских отрядов не было местной самодеятельностью просто потому, что создать партизанский отряд с нуля очень и очень сложно. Ну вот попробуйте в условиях оккупации, когда за хранение оружия вас расстреляют на месте, собрать пусть самую маленькую, в 20 штыков, «полубандитскую группу», вывести его в лес, одеть, обуть, прокормить, вооружить и поставить боевую задачу. Именно поэтому первые партизаны были профессионалами, к которым уже затем присоединялись местные добровольцы. К августу 41-го на территорию БССР было заброшено около 12 тысяч профессиональных партизан – в общей сложности 231 отряд. Но уже к ноябрю осталось около 2 тысяч – 43 отряда. Остальные погибли.
Для руководителей местных партийных органов и силовых структур были заранее отработаны схемы действия на случай начала войны. Кто-то отправлялся в эвакуацию, а кто-то оставался на месте, организовывать и координировать сопротивление. У многих это получалось более чем успешно — например, у Тихона Бумажкова и Федора Павловского. Вермахт еще рвался вперед по территории Беларуси, а в его тылу уже вовсю действовали партизаны отряда «Красный Октябрь». Так, 18 июля в деревне Оземля был разгромлен штаб германской дивизии, захвачены ценные штабные документы. Неудивительно, что уже 6 августа 41-го Тихон Бумажков и Федор Павловский стали Героями Советского Союза. Самыми первыми среди партизан. Другим пионером белорусского партизанства был завфинансовым отделом Пинского обкома партии Василий Корж. Его отряд дал первый бой фашистам 28 июня. Тогда же организовал свой отряд директор Пудотской картонной фабрики Минай Шмырёв. А уже в январе 42-го партизаны освободили первый белорусский райцентр – Копаткевичи.
Судите после этого сами, являются ли слова Алексиевич о «полубандитских группах» «горькой правдой, которую так долго скрывали от народа» или чем-то в этом роде.
В конце концов, в 1944-м в Минске прошел парад партизан, а не полицаев. И памятники у нас стоят партизанам, и проспект – Партизанский, и станция метро – «Партизанская». И около 374 тысяч белорусов воевало в рядах партизан, а не полицаев. И это было абсолютно логично для нашей страны. История войн говорит, что далеко не каждый народ разворачивает против оккупантов активную вооруженную борьбу. Для этого необходим целый ряд качеств национального характера – стойкость, умение терпеть лишения и выживать в любых обстоятельствах, любовь к родной земле и, конечно, безграничное мужество. Партизанство, можно сказать, находится у белорусов в крови.
Но ведь, наверное, были какие-то случаи перехода партизан на сторону врага?
Да, редко, но были. Если в 1941-42 годах пленного партизана после допроса расстреливали, то в октябре 1943-го немцы выпустили приказ «Обращение с пойманными бандитами», где указывалось, что партизан – ценный источник информации. Пленных начали зачислять в полицаи, давали паек на семью и даже землю. Но и тогда Западный штаб партизанского движения отмечал, что случаи перехода на сторону врага – единичные.
К этому времени партизаны уже контролировали 60 процентов территории Беларуси. К лету 44-го полностью партизанскими были 11 районов. Фактически партизаны, наряду с Красной Армией, стали основной ударной силой операции «Багратион». Еще за несколько дней до подхода армии они освободили райцентры Старобин, Копыль, Красную Слободу, Узду, Руденск, Слуцк, Греск, Дзержинск, совместно с 61-й армией выбили немцев из Пинска, Кобрина и Бреста. Ну а в некоторые районы Беларуси, например, в Октябрьский, Красная Армия входила без боя – оккупации благодаря партизанам там не знали уже давно. И это – «страна полицаев»?!..
Читая содержание историй-триллеров из оперы Алексиевич — «Время секонд-хенд», невольно хотелось «добавить огня». Ведь если история о том же еврейском мальчике, которого хотели убить из-за куртки, вымышленная, тогда что мешает автору перенести на условного злодея-партизана «опыт души» Андрея Чикатило: убить мальчика, забрать его курточку, сварить из него суп на весь отряд?.. Это же готовый бестселлер, с которым можно объездить всю Европу. А если кто и поймает фальсификатора истории на подобной очередной «маленькой лжи», можно ведь оправдаться, что это «творческая попытка окунуть зрителя в самую грязь, чтобы отбить у него всякое желание повторить подобное в будущем»!
— Да, высказывания Алексиевич про евреев в интервью «Медузе» очень любопытны. Особенно то, где она утверждает, что «евреев убивали в отрядах из-за куртки, из-за чего угодно. <…> Кстати, этот антисемитизм внес именно Гитлер, до войны этого не было ни в деревнях, нигде. Он как-то умудрился очень быстро поднять из глубины человеческой эти древние чувства».
Во-первых, слова Алексиевич оскорбительны для представителей еврейского народа, которые храбро и мужественно сражались с врагом в партизанских отрядах. Общеизвестно, что в Беларуси было 18 партизанских командиров-евреев, 32 партизанских комиссара-еврея, два еврея командовали партизанскими бригадами, не считая тысяч рядовых партизан-евреев… По логике Алексиевич, их должны были тут же растерзать свои же «из-за куртки, из-за чего угодно»?!
Во-вторых, о каком «антисемитизме», «внесенном Гитлером», идет речь? Как себе Алексиевич это представляет? Что 23 июня 1941 года в оккупированную белорусскую деревню приезжает некий нацистский агитатор, произносит речь – и крестьяне мгновенно проникаются его идеей и становятся антисемитами? Что это за бред?..
Общеизвестно, что именно белорусы во время войны оказывали евреям всемерную помощь, достаточно почитать список Праведников мира. Никакого «общенародного» антисемитизма в республике (в отличие, например, от соседней Польши) зафиксировано не было. Ни «внесенного», ни своего. Напротив, евреям всегда сочувствовали и помогали. Так, когда осенью 1939-го в Скиделе вспыхнуло народное восстание против польской власти, евреи, белорусы и русские сражались плечом к плечу.
Да и вообще антифашистское сопротивление в Беларуси всегда было интернациональным. Белорусскими партизанами были поляки, югославы, венгры, французы, бельгийцы, испанцы, голландцы, даже немцы. И, конечно, евреи. Так что художественные рассказы Алексиевич на эту тему иначе как грязным наветом не назовешь.
Имеет ли подобная точка зрения право на существование? Как по-вашему, Алексиевич – «чернокнижница», сочиняющая небылицы об истории собственной страны, отрабатывая какие-то пункты, прописанные мелким шрифтом в негласном договоре за Нобелевскую премию. Либо творческая натура, писатель со своими странностями и тараканами в голове, пытающаяся честно посмотреть на трагедию «маленького человека» в большой войне?
— Напомню еще одну цитату из интервью Алексиевич: «Восемнадцатилетнюю еврейскую девушку прислали из Москвы, она была связисткой. С ней спали все партизанские командиры, а потом, когда она забеременела, просто пристрелили на опушке. Вся моя деревенская жизнь состоит из этих рассказов».
Вот и ответ. Как говорится, кто на что учился, кто с кем общался. Прошло бы детство писательницы среди вчерашних урок, и она рассказывала бы нам, что Беларусь – страна воров. Общалась бы с дезертирами, и вышло бы, что жила в стране дезертиров, и так далее.
Неудивительно, что художественные рассказы о том, как все у нас было плохо, а сейчас еще хуже, имеют спрос в современном мире, особенно западном. Кому там нужны наши успехи, достижения, победы?.. Никому. А вот спрос на нытьё, чернуху, грязь, клевету, на «горькую правду, которая есть только у народа, а продажные власти все от нас скрывают», – будет всегда.
Знаете, моя жизнь состояла из совсем других рассказов. В них не скрывали правду о том, как было тяжело, голодно и холодно. Но и не видели вокруг одних полицаев, насильников, хамов и подлецов. А в качестве примеров, ориентиров в жизни рассказывали о людях, которые, несмотря на трудности, остались людьми, сумели подняться над обстоятельствами, выстояли. Или погибли, но погибли с честью, как люди.
Так что пусть Алексиевич, если ей нравится, продолжает жить в «стране полицаев». Я (и, уверен, абсолютное большинство людей) всегда жил и живу в стране героев, стране людей, которые слово «Родина» всегда писали с большой буквы, чей подвиг бессмертен. В стране, где «в каждой семье плачут малые дети Хатыни».
Многие творческие люди (условно назову их «перебежчики») кардинально меняют свои взгляды на разных этапах своей жизни. При этом у тех, «кто в теме», всегда возникает вопрос: насколько искренен человек, перешедший из одного лагере в другой, «конъюнктурщик или нет». Вот в России есть человек с очень интересной судьбой Владимир Познер, который был ТОПовым советским пропагандистом на все зарубежье. С приходом перестройки он от своих «коммунистических взглядов» отрекся, признав, что работа на КПСС была главной ошибкой в его жизни. Прошло уже 30 лет, и он в каждом своем выступлении, в каждом интервью не перестаёт каяться в том своем выборе, признает, что испытывает омерзение в себе прошлому. Можно как угодно относится к Познеру, но из-за этих его «публичных исповедей», ему веришь.
Светлана Алексиевич также была не самым последним советским журналистом, и по-женски яростно рубила «правду-матку» с признаниями в любви к коммунизму, советским партизанам и лично к «красному палачу» основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому. В ее признаниях в любви к «железному Феликсу» столько страсти и сладкой патоки, что живи я в семидесятые, я бы подумал: такая не только выполнит обещание и сына на могилу к нему приведет, но еще и второго там же на месте зачнет.
Сейчас же 30 лет она неустанно поливает СССР грязью, но о своей верной службе той стране как будто вовсе позабыла. Как по-вашему, чем вызваны эти продолжительные провалы в памяти писательницы? И можно ли ей вообще хоть в чем-то верить, если у неё вся жизнь состоит из: «тут помню — тут не помню». Может из этого и состоит весь её «гуманизм»?
— Я бы не судил настолько прямолинейно. Жизнь длинна, а человек – очень сложная организация. Он меняется, ломает себя, строит заново, с чем-то остается навсегда, от чего-то отказывается, и так далее. Мало кто хочет погибнуть под обломками своей эпохи, и чисто по-человечески это понять вполне можно.
Увы, настоящая, подлинная жизнь Светланы Алексиевич нам неизвестна. Есть легенда, рассказанная ей самой и ее поклонниками, изобилующая лакунами. Между тем очень любопытной и поучительной была бы честная автобиография этого автора. Где она откровенно рассказала бы и историю успеха своих первых книг, и историю эмиграции, и историю возвращения в Беларусь, историю своих убеждений. Ведь она – продукт своего времени, уже ушедшей эпохи, и человек, пытающийся постичь эпоху нынешнюю. При всем своем отрицании «советского человека» она сама – типичнейший советский человек эпохи позднего СССР со всеми его фобиями, комплексами и надеждами, тем и любопытна. Вот это была бы, наверное, единственная по-настоящему интересная ее книга. Но, к сожалению, такую книгу мы вряд ли прочтем.
