На наших глазах по всему миру в разном, но всегда вызывающем беспокойство темпе либеральная демократия вырождается в разные формы и степени авторитаризма. От Орбана в Венгрии до Болсонару в Бразилии, от Эрдогана в Турции до Дутерте на Филиппинах, от Моди в Индии до Трампа в Белом доме и Макрона в Елисейском дворце (да, это не ошибка, золотого мальчика неолиберального «крайнего центра» тоже стоит поместить в этот ряд). Однако ни одного из современных автократов, новых или старых, мягких или твердых, не демонизируют до такой степени, как это происходит с президентом России Владимиром Путиным.
Сведение любой критики того или иного правительства или политика к сравнению с Путиным, к штампам, что «Путин только этого и ждет» или же просто «работа Путина», стало излюбленным приемом комментаторов разных школ, журналистов СМИ с различными идеологическими взглядами и многих политиков. Reductio ad Putinum выполняет функцию последнего аргумента, это последний гвоздь в крышку гроба соперника, вызывающий ощущение невероятной политической угрозы.
Царь Володя
Однако Путин появляется в западных медиа также в качестве самого могущественного человека планеты. Он будто бы всесильно тянет за ниточки по всему миру, не исключая и самые сильные государства. Политики и СМИ, формирующие status quo, показывают нам, как далеко дотягивается Путин. То он выбрал Дональда Трампа президентом Америки (с помощью нескольких довольно маргинальных мемов на Фейсбуке), то чуть не выбрал во Франции Марин Ле Пен (и еще добьется своего), то он подстрекает «желтые жилеты» к беспорядкам на улицах французских городов, то он стоит за каталонским сепаратизмом, то он стоит за Сальвини, то он стоит за Ассанжем, то он стоит за Каперником, то он (а не доминирование закручивающей гайки Германии, например) отвечает за угрозу распада Европы, то он нам угрожает, когда Трамп нарушает международные договоренности. Даже в самых смелых своих мечтах Путин наверняка не грезил о той власти, которую ему приписывают его «критики».
Демонизация Путина сверх всякой меры выражается также в том, что его образ слился в единое целое с образом государства, во главе которого он стоит, чего не происходит сейчас ни с какими другими современными политическими лидерами. Путин — это Россия, а Россия — это Путин (и ничего более!) — в такой степени, что трудно найти в современном политическом воображаемом нечто подобное. Даже Эрдоган не настолько отождествляется с Турцией. Доминирующий нарратив велит нам воспринимать как само собой разумеющееся, что Путин является самостоятельным и практически единственным творцом современного российского политического порядка. Все это — его проект, его работа, исключительно его.
Этот последний аспект преувеличенной роли Путина в современном политическом воображаемом Запада служит отправной точкой для замечательной книги Тони Вуда «Россия без Путина: деньги, власть и миф о новой холодной войне», изданной в прошлом году лондонско-нью-йоркским издательством Verso. Вуд начинает с демонстрации того, что Путин был продуктом олигархической системы, которая сформировалась на руинах приходящего в упадок СССР в условиях хаоса во время правления Бориса Ельцина. Вуд считает мифом то, что Путин будто бы вернул деспотизм в советском стиле и вмешательство государства в экономику, порывая с ельциновским карнавалом либеральной демократии и свободного рынка. Ведь Путин был подсказан Ельциным, по большому счету, назначен своим преемником, за что тот отплатил ему пожизненной неприкосновенностью. Путин не изменил порядка, установленного Ельциным, Путин его консолидировал и стабилизировал, возвращая России статус сильного государства, который стоял над интересами олигархов (поскольку ельциновская слабость государства в дальнейшей перспективе угрожала также их позиции и интересам). Может быть, он и пожертвовал по дороге каким-нибудь Ходорковским, но это было частью процесса выработки новых правил игры и получения государством общественной легитимизации, уважения обычных россиян. В то время, пока Путин находился у власти, это государство стало соответствовать (благодаря растущим доходам с нефти) хотя бы таким базовым общественным ожиданиям, как выплата зарплат и пенсий вовремя.
Ельцин и Путин
Оппозиция между либеральным Ельциным и авторитарным Путиным также в основе своей является фальшивой. Россия Путина — это действительно классический случай «нелиберальной» или «имитационной демократии», когда формальное соблюдение демократических процедур не ограничивает действия власти, а оппозиция и меньшинства существуют в условиях, когда их права всегда находятся под угрозой. Однако именно Ельцин, а не Путин, направил танки к Белому дому, именно Ельцин, а не Путин, остался у власти на второй срок благодаря вмешательству чужого (американского) правительства и его содействию в российских выборах. Не только россияне, повседневная жизнь которых зависит от государственных выплат и пенсий, но даже экономически более самостоятельные россияне среднего класса, которые ценят «либеральные» свободы, не всегда сравнивают их «качество» с Финляндией или Швейцарией. Как обращает внимание Стивен Ф. Коэн, исследователь русской истории, пишущий, в том числе, для левого американского издания «The Nation», для многих россиян предметом сравнения, скорее, является то, что знакомо им из собственной истории, истории России. В России Путина оппозиционная или сопротивляющаяся культура маргинализирована, отрезана от публичных фондов, но книги издаются без проблем, появляются фильмы и музыка (большой рынок на национальном языке этому способствует), и только немногие люди искусства (вроде Pussy Riot) встречаются с реальными, показательными репрессиями. Конечно, это плохо, когда с ними встречается хоть кто-то, этим пренебрегать нельзя, но для многих россиян значение имеет, скорее, то, стало ли нынешнее положение дел лучше или хуже, чем раньше, а не то, что оно хуже, чем в Швеции, потому что так, как в Швеции, в России не было никогда.
Одним из главных сюжетов западного дискурса, демонизирующего Путина, являются убийства критически настроенных журналистов якобы по заказу самого главы Кремля. Коэн обращает внимание на два аспекта. Во-первых, ровно столько журналистов, по 41, было убито при Ельцине (всего два президентских срока), сколько за время четырех президентских сроков Путина. Даже это представляло бы собой некоторое улучшение по сравнению с временем до Путина, если предположить, что ответственность Путина за все приписываемые ему убийства была бы доказана. Во-вторых, все эти обвинения опираются на спекуляции и предположение, что это является «очевидным». Само по себе то, что журналист погибает в срок полномочий того или иного президента, не является доказательством того, что это было сделано по его заказу. Весь мир рассматривает случай Анны Политковской так, будто ответственность Путина за ее смерть принята за аксиому, будто бы она не нуждается в доказательствах, тогда как ее коллеги из редакции утверждают, что, скорее, это была работа чеченцев.
При олигархическом, диком российском капитализме Кремль не является единственным средоточием власти и интересов. Кремль не является единственной инстанцией власти, которой журналисты перешли дорогу. Помимо этого существует такое явление, как экономическая власть, необычайно плотно сконцентрированная в России и привыкшая добиваться того, чего хочет. В период распада СССР и неолиберального расхищения государственной собственности к насилию прибегали не только бывшие агенты КГБ, которые убирали неудобных людей. Тем же самым занимались и организованные преступные группировки, а также, last but not least, соперничающие между собой и набирающие силу олигархи. Все мы читали об этом в 90-ых годах прошлого века. Идея, что такие группы вдруг забыли об этом способе достижения своих интересов, как только Путин пришел к власти, и всерьез отдали ему монополию на насилие, или что они вдруг исключили из числа допустимых жертв осуществляемого ими насилия именно журналистов, не выдерживает никакой критики.
Путин и мир
Важное место в книге Тони Вуда занимает критика мифов, касающихся российской международной политики при Путине. Вуд не верит, что Путин пришел в Кремль с глобальным стратегическим планом восстановления России в статусе империи, которая будет иметь влияние по всему миру, и с тех пор он коварно и последовательно реализует этот план (настолько, что посадил свою марионетку в Белом доме, согласно наиболее недостоверной версии этой легенды).
Распад СССР повлек за собой добровольную масштабную демилитаризацию Россию, которой трудно найти аналог в современной истории. На ранней стадии неолиберальной трансформации Россия сократила количество средств ведения войны до 95%. Целью российских политиков, в том числе и самого Ельцина, было то, чтобы Россию, как только она сбросит панцирь, лишится зубов, а потом проявит себя как образцовый ученик глобальных институций неолиберализма, приняли в «свободный мир». Мечтой было сближение и интеграция с Западом, не исключая НАТО. Прозападная парадигма Кремля совершенно не изменилась вместе с приходом Путина к власти. В течение первых двух президентских сроков Путин ездил по миру, придерживаясь той же точки зрения. Только будучи у власти Путин и его администрация постепенно начали осознавать, что любовь России к Западу не является взаимной. Что включение в НАТО стран Восточного блока (в том числе трех бывших советских республик), предполагалось как движение, направленное против России, несмотря на обещания Билла Гейтса Горбачеву, что ничего подобного никогда не произойдет. Что желанием Запада, воплощенном, в том числе, в НАТО и Евросоюзе, является усиление маргинализации России, дистанцирование от нее, ее ослабление, окружение подступающими все ближе к ее границам войсками US Army, наконец, приведение к власти неонацистов прямо у нее под боком, в стране, огромная часть населения которой культурно связана с Россией (Украина).
Вопреки антироссийской пропаганде, представляющей деятельность Путина как великий, демонический план захвата контроля над миром, Вуд утверждает, что Путин не действует в рамках никакого далекоидущего плана. Скорее, Путин предпринимает торопливые, нередко отчаянные шаги в ответ на развитие международных событий. Они определяются сиюминутной перспективой безотлагательного обращения вспять или хотя бы замедления идущего уже многие годы процесса утраты Россией почвы под ногами — необходимости сказать Западу баста!, прежде чем будет слишком поздно. Именно поэтому оценка прибыли и убытков, а иногда и самоуверенного поведения последних лет является для России как минимум неоднозначной, порой даже с перевесом убытков (Украина) в области имижда, дипломатии и экономики.
Оценивая поведение России на международной арене, недостаточно ограничиться поверхностной точкой зрения, что политик правого толка демонстрирует имперские мускулы за пределами страны, чтобы добиться общественной поддержки внутри нее. Нужно задать себе вопрос, оставил ли Запад какой-нибудь другой выбор. Без борьбы сдавать свои позиции — дело непривлекательное, и если бы в России был у власти не правый Путин, а, какой-нибудь, скажем, русский Лула, то не исключено, что сегодня он вел бы себя подобным образом (Не каждый сегодня об этом помнит, но в окруженной американскими базами и воинскими частями Бразилии Лула проводил политику решительный экспансии вооруженных сил, его армия приближалась к границам Колумбии и Парагвая и т.д.). Неудивительно, что лидер государства защищает интересы своего государства, и одного того, что это неприятный нам правый лидер, недостаточно, чтобы лишить это государство всех его прав.
Путин и «вмешательство»
Безусловно, путинская Россия имеет на совести «вмешательство» в дела других стран в системе национальных государств. Но и здесь стоит задать, по крайней мере, два вопроса. Первый: что из этого является действием, а что реакцией? Второй: разве путинская Россия не расплачивается за это в непропорциональной степени? Так, будто бы это только Путин, исключительно он один, разрушил систему, в которой, пока Россия не аннексировала Крым, все придерживались правил игры (уважали суверенность и целостность других стран). В ходе американских выборов 2016 года профессор международного права Ричард Фолк писал на тему российского «вмешательства», что если Москва располагала информацией о том, что приход к власти Хиллари Клинтон грозит усилением напряжения в отношениях с Россией, то у нее были все основания попытаться это предотвратить. В конце концов, никто не нарушил принцип взаимного уважения государств больше, чем США в целях своей суверенности.
В последнее время мы слышали о русских деньгах, которыми поддерживали европейских популистских и крайних правых (Штрахе в Австрии, Сальвини в Италии). Каким бы серьезным ни было это дело, в данном случае все тоже не так просто. Во-первых, скорее всего, и тут мы сталкиваемся с тем, что диагностировал Вуд: в большей степени ответным действием, мотивированным ближайшей перспективой, попыткой сделать хоть что-нибудь. Попыткой воспользоваться подвернувшейся возможностью, а не целенаправленной работой над созданием таких условий с самого начала. Возможностью увеличить разногласия между странами Запада в ответ на тот факт, что единство Запада всегда являлось единством против (в том числе) России. У Путина не просто нет никакого глобального макиавеллевского плана — он пытается нагнать потерянное время. Серьезные исследования позволяют предполагать, что русские деньги в европейских политических кампаниях — это мелочь по сравнению с их основным источником финансирования, и своими успехами эти кампании обязаны не им. Потому что основным и изначальным источником финансирования европейских крайних правых являются сомнительные деньги наиболее реакционных кругов американской олигархии, и в этом случае мы с полной уверенностью можем говорить о долговременном, многие годы развивающемся процессе. Поэтому существует вероятность, что в долгосрочной перспективе Путин стреляет себе в ногу, поскольку популистские правые на финансовом поводке американцев рано или поздно будут вынуждены выступить против России, и, возможно, именно это когда-нибудь сплотит их, разобщенных в настоящее время из-за различных националистских взглядов.
Путин на Ближнем Востоке
Россию представляют как агрессора даже там, где ее участие было обусловлено просьбой легального правительства суверенного государства — то есть в Сирии. Россию систематически изображают так, словно это она является самым жестоким участником войны с Исламским государством et consortes (бомбардировка восточного Алеппо), что представляет собой разительный контраст с молчанием, которые окружало американские бомбардировки также находящегося под контролем исламистов иракского Мосула. Так, будто бы фанатичные неосредневековые силы можно было победить, сбрасывая на них цветы, а не бомбы. Так, будто альтернатива оставить половину Алеппо и других городов под властью безумных салафитских фанатиков, которые использовали жителей этих городов и районов, как живые щиты, была актом гуманизма. В Сирии именно путинская Россия встала на более правильную сторону, определенно менее жестокую из двух присутствующих в этой войне. Она остановила погружение очередного арабского государства в бездну хаоса, который распространялся бы оттуда все дальше. За все это время большинство из нас никогда не узнало бы из телевизионных выпусков новостей, что сирийские правительственные силы и российская армия занимались систематической гражданской эвакуацией восточного Алеппо — то есть тех, кому удалось выбраться из той огромной тюрьмы, в которую его превратили салафиты.
У некоторых польских левых есть такой рефлекс, что каждый, кто в каком-нибудь споре между сверхдержавами посчитает позицию России правильной, автоматически вызывает смех, поскольку верит в «русский антиимпериализм», потому что мы сталкиваемся с конфликтом империй и должны в равной степени от них дистанцироваться. Данная позиция является достаточно радикальной, но порой она постмодернистски далека от реальности. Что, если какая-нибудь из сторон говорит правду, даже если только потому, что эта правда отвечает ее интересам? Нам нужно дистанцироваться от правды так же, как и от лжи, потому что она исходит от одной из соперничающих друг с другом империй? Если мы признаем, что СССР проводил собственную имперскую политику, значит ли это, что от его критики американского вторжения во Вьетнам необходимо было так же дистанцироваться, как от американского вторжения во Вьетнам? Что и вторжение, и его критика были одинаковым злом, поскольку за ним стояли две империи?
В Сирии правда и ложь столкнулись таким образом, какой одновременно проливает свет на функции, которые в западной пропаганде сегодня выполняет демонизация Путина как всемирного злого гения. Во время сирийской войны имело место эпизодические, но очень похожие случаи «применения химического оружия». Это было совершенно невыгодным правительству Башара аль-Асада, однако все западные государства и их органы пропаганды (от CNN и The New York Times до BBC и The Guardian) были уверены в неопровержимости того, что ответственность за эти действия лежит на правительстве в Дамасске. Кремль, напротив, был в этом конфликте на стороне Дамасска. Каждый, у кого доминирующий нарратив вызывал вопросы, кто предлагал отнестись к нему скептически, критиковал его, требовал доказательств (удивительно, как быстро мы все забыли об «иракском оружии массового поражения»), воспринимался как шпион или «полезный дурак» Путина. Однако сегодня все больше фактов говорит о том, что версия Москвы и Дамасска с самого начала была правдой. Что это были операции под чужим флагом, рассчитанные на то, чтобы спровоцировать открытое американское выступление против сил Башара аль-Асада, а в последнем случае, возможно, имела место инсценировка для видео в целях пропаганды. Но потребители медиа, транслирующих доминирующий нарратив, могут до сих пор об этом не знать, так же, как и того, что для жителей Алеппо сирийско-русская операция по занятию восточной части города была освобождением этого города.
Демонизация Путина сверх всякой меры и сведение всякой политической проблемы к вопросу: «А как на это отреагировал Путин?» или к согласному киванию, что «только Путин так говорит» служит для дискредитирования и затыкания всех ртов, чьи слова могли бы угрожать планам и действиям западных олигархов.
Путин и демонстранты
Это работает не только в военных делах, при «вооруженных вторжениях» или других формах агрессии на международной арене. Тот же самый механизм наблюдается и во внутренней политике отдельных стран атлантического блока. На каждого, кто отходит от неолиберального «крайнего центра», вне зависимости от того, в какую сторону, рано или поздно навешивают ярлык «полезного дурака» или утверждают, что он действует по заказу или за деньги. От Марин Ле Пен до Жана-Люка Меланшона и «желтых жилетов», от левых каталонских сепаратистов до итальянских неонацистов (даже когда они фактически связаны с антироссийскими кругами на Украине). Именно поэтому зацикленность на Путине объединяет настолько широкий спектр доминирующих СМИ и политических партий, конкурирующих и даже ведущих борьбу в других областях; (нео)либералов и (нео)консерваторов, Гражданскую платформу и Право и справедливость; американских демократов и республиканцев. Да, даже их. Несмотря на видимость ожесточенной борьбы, республиканцы вовсе не препятствуют «Russiagate», они даже опосредованно поддерживают его, потому что им это на руку. Как с самого начала этой аферы убеждали левые комментаторы, от выдающегося историка Грега Грандина до журналиста Аарона Мате: Russiagate отвлекает внимание от реальных политических действий администрации Трампа, особенно очередного прилива денежного капитала к вершине социальной лестницы, организованного ей. А если сторонники этой теории ничего определенного не докажут (а они никогда не докажут, потому что Russiagate — это очередная теория заговора), то она укрепит позиции Трампа и поможет ему остаться на второй срок.
Во Франции инсинуации на тему путинского влияния на «желтых жилетов» имеют своей целью дискредитировать любые формы сопротивления по отношению к неолиберальной «единственно правильной мысли» администрации Макрона, внушить уверенность, что альтернативы как не было, так и нет. В Испании бредовые слухи о связи каталонских сепаратистов с Россией нужны для того, чтобы заглушать антинеолиберальный, демократический импульс, руководящий большинством каталонцев. По всей Европе преувеличенные легенды о всесильном влиянии Путина, уничтожающем «европейское единство» призваны отвлекать внимание от того, кто и как действительно его разрушает, а именно от Германии, контролирующей «общую» валюту и связывающей всех по рукам и ногам. На всем Западе зловещий взгляд Путина должен привлекать внимание сообществ, обеспокоенных разрушением демократии, для того, чтобы они не увидели, что в действительности является этому виной. Что рыба (либеральная демократия) начинает портиться с головы (из центра капиталистического мира).
Путин и разрушение демократии
Да, для путинской России характерен сильный авторитаризм, но трудно сказать, что он стал намного сильнее, чем двадцать лет назад. Однако во Франции, США и Испании найти нечто подобное было бы довольно легко. Но сложно утверждать, что разложение либеральной демократии в Европе и США происходит по вине или под влиянием Путина. Путину есть что скрывать, но он пока еще не стреляет каждую неделю в протестующих на улицах Москвы на глазах у всего мира, неделя за неделей. А Макрон, любимец неолиберальных медиа, в протестующих на улицах Парижа — стреляет. Несколько десятков человек вследствие действий французской полиции ослепли или лишились конечностей, люди начинают пропадать без следа, а из реки уже выловили первый труп. Ситуация с журналистами и СМИ в России не является образцовой, однако она достаточно стабильна. Во Франции, на «родине прав человека», ограничения и притеснения усиливаются с каждым днем. Президент США, «родины свободы», вслух мечтает о военных парадах в свою честь и выгоняет из страны (в Твиттере) цветных конгрессменок. «Образцовые либеральные демократии» объединили все доступные им силы, чтобы захватить и уничтожить журналиста и издателя Джулиана Ассанжа, и ни одно из крупных «свободных СМИ» практически его не защищает.
Безусловно, Путин — довольно неприятный политик правого толка, который любит применять силу в показательных целях и прибегает к таким грязным приемам, как инструментализация и даже институционализация гомофобии во внутренней политике. Но их этого автоматически не следует, что он ест детей на завтрак, если так пишет CNN. Сосредоточение внимания на Путине в качестве демона, который якобы хочет уничтожить наши свободы, служит для того, чтобы отвлечь нас от того, кто у нас их (уже, быстро и умело) действительно отбирает. Сосредоточение внимания на Путине в качестве того, кто якобы угрожает миру во всем мире, отвлекает наше внимание от того, кто действительно прилагает все усилия для того, чтобы началась новая мировая война (американцы и их союзники).
В отличие от других больших провинций американской империи, в Польше аргументация по методу reductio ad Putinumприменяется даже значительным количеством левых, которые находятся левее официальной неолиберальной социалдемократии правящих кругов, от меметики партии Вместе сквозь анализ Политической критики до странствующих рыцарей троцкизма на Фейсбуке. В отличие даже от США, где не только «радикалы», но и левая половина «низов» Демократической партии отвергает Russiagate столь решительно, что большинство кандидатов в президенты даже боятся затрагивать эту тему в ходе дебатов действующей президентской кампании.
Справа налево
Левые, которые дают себя обмануть reductio ad Putinum, вероятно, не понимают одного из ключевых моментов. Не имеет значения, как мало общего левые имеют с Путиным, как сильно она будет показывать, что дистанцируется от Путина; как мало он сам хотел бы водить с ней дружбу. На первый взгляд может показаться, что риторика reductio ad Putinum ставит знак равенства между обоими неправящими крыльями современной политики — крайними или популистскими правыми и радикальными левыми (смешивает их в одну кучу, размывает границы между ними, говорит о них в схожих контекстах), но ее настоящей целью является только одна из сторон, а именно левые. Такие ассоциации деморализуют и делегитимизируют только левых. И причинить реальный вред предполагается только левым.
Олигархи крайнего центра, так же, как и их приятели и заказчики в неолиберальных медиа, вовсе не находятся в состоянии войны с семьями Мерсеров, Кохов, или кто там еще финансирует крайних или популистских правых во всем атлантическом блоке. У них общие интересы, а их стратегия — разделение труда на разных участках одного фронта. Фронта против левых. Это прекрасно было видно в ходе последних французских presidentielles. В неолиберальных медиа в Париже иногда речь идет о деньгах Путина, плывущих к Марин Ле Пен, но ведь это именно медиа сделали ее единственным противником, реально угрожающим Макрону. Не только для того, чтобы сделать его победу более правдоподобной (подключая также тех, кто проголосовал бы за него против Ле Пен, несмотря на глубокую неприязнь к нему). Они сделали это также потому, что Ле Пен действительно была вторым по предпочтительности вариантом у французской буржуазии, если бы не удалось посадить в Елисейском дворце наиболее выгодного ей кандидата. Буржуазия предпочла бы фашистку любой угрозе своего состояния. С Ле Пен она могла бы поладить. Потому что именно ей она обязана настолько сильным смещением дискурса в сторону правых, чтобы сегодня Макрон мог проводить политику куда более правого толка, чем обещала и отважилась бы так быстро ввести Ле Пен, сохраняя одновременно имидж «либерального» и «центристского» политика.
